Кольца духов - Страница 101

101

Но чуть только она протянула руку к Вителли, как волна холода отшвырнула ее назад, точно удар дубинки. Ферранте тоже вскинул руку, будто отражал незримый удар. Это усилие, видимо, разорвало что-то у него внутри: он хрипло вздохнул, темные глаза остекленели и остались открытыми. Фьяметта скорчилась на булыжнике, смотря на то, чего не могло быть.

Над телом Вителли сгущалась фигура, словно ночной мрак обретал осязаемость. Темный человек – чернота более плотная, чем любая тень в освещенном факелами дворе. Фьяметте почудилось, что внутри черного человека она видит другие маленькие полупереваренные призраки, десятки и десятки, изуродованных, корчащихся в смертной муке.

– Ох, нет! – охнул Тейр – Мы сотвори и еще один призрак! Неужто этому не будет конца!

– Нет, – еле выговорила Фьяметта – Хуже… куда хуже! Мы сотворили демона!

Где же батюшка внутри темного человека? Одни из этих призраков выглядел совсем свежим и словно бы испытывал немыслимую боль…

Лицо темного человека обрело выражение, черты стали четкими и знакомыми. Черные глаза открылись, зажглись собственным красным огнем. Выглядел Вителли почти столь же ошеломленным, как Фьяметта. Он растопырил пальцы и уставился на них в изумлении. Один черный палец опоясывало яркое сияние. Вителли откинул голову и захохотал, смакуя свое продолжающееся существование и власть.

– Удалось! Я жив! Теперь я бессмертен! – Темный человек даже запрыгал от радости и отвесил иронический поклон в сторону Ури, остывающего, оглушенного. – Благодарю тебя!

И все ее вина, с горечью подумала Фьяметта. В одной из своих многочисленных проповедей на эту тему аббат Монреале назвал грехом непоправимую ошибку с роковыми последствиями. Теперь она видела перед собой такую свою ошибку и думала: «Восьмой смертный грех, конечно же, глупость». И невежество. Она не имела представления, как бороться с демоном, ни малейшего. Зато всем своим существом чувствовала, что стоит Вителли окончательно вырваться на свободу, и последствия будут ужасны.

– Что ты сделал с моим батюшкой? – дрожащим голосом спросила она у Вителли-демона.

Едва он перевел на нее красные-глаза, она поняла, что ей не следовало бы привлекать его внимание.

– Его воля теперь принадлежит мне, – прошептал Вителли, словно зашуршал лед. – Ты опоздала. – И улыбнулся адской улыбкой. – Он тоже опоздал! – Его лицо обратилось к воротам.

По булыжнику зацокали лошадиные копыта. Сердце Фьяметты подпрыгнуло, ей захотелось закричать от радости и облегчения. Аббат Монреале поспешал к ним на выручку на белом коне!

– Фьяметта! Тейр! – восклицал он. Крик радости замер у нее на губах, едва она вгляделась получше. Во-первых, лошадь. Она знала этого мерина. Даже кавалерийское седло, которое где-то раздобыл Монреале, не могло скрыть прогнутую спину. Он стоял, тяжело, со свистом дыша, на седой морде краснели круги раздувавшихся ноздрей, и выражение у него было самое унылое, а колени дрожали. Нет, аббат Монреале, без сомнения, чудотворец, возлюбленный Господом, раз понудил этого одра подниматься по склонам.

Монреале подобрал серое монашеское одеяние, оголив ноги до колен, а сандалии сбились на сторону, так усердно он лупил пятками по бокам старика мерина. В руках он умудрялся держать поводья, свой пастырский посох и пару салаконов. Волосы под кустистыми бровями торчали во все стороны, а на лбу лиловела огромная шишка.

– Фьяметта! – крикнул он снова и осекся, увидев картину в центре двора.

– Я собирался сказать, – продолжал он странным, мягким, почти домашним тоном:

– Фьяметта, что бы вы ни делали, ни в коем случае не убивайте Вителли.

Его серые глаза вперились в красные глаза темного человека, Фьяметта с облегчением и благодарностью почувствовала, что перестала служить средоточием внимания Вителли. В эту минуту Монреале выглядел нелепо. Если не считать его глаз.

Все так же пристально глядя на темного человека, Монреале перекинул ногу через понуренную голову мерина и легко спрыгнул на землю. Флаконы он засунул за пояс, поднял посох вертикально и задумчиво провел ладонью по всей его длине. Потом двинулся вперед и вдруг резко остановился, словно получив такой же удар холодом, как Фьяметта.

– Джакопо Шпренгер. Хотя твой дух расстался с телом, ты все еще отчасти существуешь в мире воли. Пока твоя воля свободна, ты еще можешь искренне раскаяться, исповедаться в грехах и подтвердить свою веру. Клянусь тебе, Бог превыше любого зла, какое ты можешь измыслить. Остановись. Остановись не медля и отврати свое лицо от греха!

Голос Монреале звучал страдальчески в своей искренности.

И Фьяметта поняла, что он трясся на разбитом одре всю ночь не для того, чтобы уничтожить Вителли, а чтобы его спасти. И она уловила в этом страшную опасность. Вителли ничто не помешает обмануть Монреале, притвориться, чтобы аббат ослабил свою защиту. Как бы ни сомневался Монреале, совесть понудит его поверить Вителли.

Но Вителли, гордый своим могуществом, не снизошел до обмана. Темная фигура осенила крестным знамением непотребное место. А следующее ее движение оказалось не таким безобидным: когда в глазах Фьяметты перестали мелькать радужные пятна, а грохот в ушах затих, она увидела, что аббат Монреале стоит на коленях, но не молится. Однако он взмахнул посохом, отвечая ударом на удар. Вителли словно бы съежился, но лишь на миг.

Ури уже был не в состоянии помочь. На глазах Фьяметты он превращался в холодную бронзу, а в ней больше не было огня, чтобы вновь его раскалить. Она даже встать не могла, а упала на колени, потом на четвереньки и, наконец, распростерлась на мокром булыжнике. Пройди мимо какой-нибудь лозимонец, он без всякого труда перерезал бы ей горло, а она бы тупо подставила себя под нож. Тейр испуганно присел на корточки рядом с ней и потрогал ее за плечо.

101