– А зачем он им? Да и чьи они гвардейцы? Герцога или сеньора Ферранте?
– Какая разница, были бы их монеты полновесными, – буркнул Катти.
Лозимонцы обмотали сверток веревкой, подняли его и кряхтя уложили поперек вьючного седла. Бородач принялся приторачивать его, а младший нырнул в коптильню еще раз, вышел с двумя окороками и повесил их через свое седло.
– Нехорошо это, мастер Катти, – торопливо зашептал Тейр. – Не позволяйте, чтобы они его забрали. У меня во вьюке есть монеты. Я сейчас же за ними сбегаю и выкуплю его у вас вместо них.
– Не трудись, – оборвал его Катти. – Я возьму их монеты. Они предложили сделку повыгоднее.
– Что бы они ни предложили, я дам больше.
– Где тебе, погонщик! – Катти отмахнулся от него и, расплываясь в улыбках, подошел к лозимонцам. – Вижу, вам понравились мои окорочка. И не зря, уж поверьте. Так сколько же это будет? Выкуп за него, да две кружки пива, да два окорока, получаем… – Он начал подсчитывать на пальцах.
Тейр понял, что сейчас произойдет. Он отступил к коптильне и выхватил длинное полено из поленницы у стены.
Младший вскочил на свою лошадь, а старший ухватил считающего Катти за плечо и притянул к себе.
– Получай, хозяин. – В складках его плаща блеснула сталь кинжала, вонзившегося в живот Катти.
Катти вскрикнул от боли и неожиданности, попятился, ухватившись за живот, а браво отшвырнул его от себя. Двое батраков, стоявшие в сторонке, не сразу сообразили, что случилось, но тут же двинулись на него. Бородач щербато ухмыльнулся и вспрыгнул на лошадь. Его товарищ уже поскакал к дороге, дергая повод вьючной лошади. Тейр изо всех сил метнул полено ему в спину, но без толку. Оно пронеслось по воздуху и попало в цель, но плащ и куртка смягчили удар. Из-под лошадиных копыт взметывались комья грязи, и брави скоро исчезли в сгущающейся тьме.
Тейр бросился за ними, огибая дом. Но когда он добрался до ворот, эхо конского топота уже затихало вдали. Посреди дороги стояла Фьяметта и смотрела на юг вслед исчезнувшим всадникам. Лицо ее как-то сразу осунулось, темные глаза казались огромными.
– Они украли тело вашего отца, – еле выговорил Тейр. – Я не сумел им помешать.
– Знаю. Я видела.
– Но зачем? Что за безумие! И забрали два окорока. Не собираются же они его съесть!
– О… – пробормотала она. Отчаяние на ее лице сменилось напряжением мысли. – Наверное… но это чудовищно… он не может… я должна помешать… – Она сделала несколько шагов, сжимая кулаки точно в забытьи.
Тейр схватил ее за рукав:
– Куда ты побежишь по дороге ночью одна!
Она извернулась и посмотрела через луг на смутное белое пятно среди мулов Пико – на свою белую лошадь.
– Так я поеду верхом.
– Нет!
– Что?! – Она блеснула на него глазами из-под нахмуренных бровей.
– Я поеду. Завтра. – Она гневно вздохнула, и он поспешил добавить:
– Мы поедем вместе.
Она заколебалась. Разжала кулаки и обвела взглядом темноту вокруг. Плечи ее поникли.
– Не знаю, что мне… как… да. Ты прав. Хорошо.
И повернувшись, она побрела за ним к дому.
Суматоха на постоялом дворе еще усилилась из-за того, что туда явились две семьи беглецов из Монтефольи как раз тогда, когда высокий светловолосый швейцарец и батраки вносили в дом раненого Катти. Все немного пришло в порядок, только когда пришла жена Катти, за которой сбегала запыхавшаяся соседка. Фьяметта неуверенно попятилась, когда в дверь влетела хозяйка – так-то она отплатила этой женщине за ее доброту! Но мадонна Катти, хотя и сурово нахмурилась, ни в чем винить ее не стала, а, наоборот, поручила Фьяметте принести воды и тазики новым постояльцам и приготовить им постели, а сама занялась мужем. Несколько раз она выходила из спальни прикрикнуть на своих конюхов и указать слугам из Монтефольи, чтобы они приготовили и подали на всех ужин из хлеба, сыра, копченой колбасы, вина и пива. Фьяметта не прикоснулась к колбасе.
По просьбе мадонны Катти Пико вместе с мулами, грузом и сыновьями перебрался во двор, после чего ворота были крепко заперты на ночь. Монтефольцы перепугались, узнав, что бесчинствующие солдаты, от которых они бежали, рыщут так далеко к северу, и решили уехать дальше, едва рассветет. Ну а пока, считая отцов, братьев, слуг, конюхов Катти, Пико с сыновьями и швейцарца, на постоялом дворе собралось четырнадцать вооруженных мужчин. Опасным мог оказаться только большой конный отряд. «Но сеньор Ферранте заполучил то, что ему требовалось, – с тоскливой уверенностью думала Фьяметта. – Сегодня ночью они не вернутся». Да, постоялому двору ничего не угрожает, пока сеньор Ферранте не появится здесь победителем во главе своей дружины.
Фьяметта двигалась точно заводная кукла. Paбoта помогала не думать, не чувствовать. Но неизбежно она закончила все приготовления, и ей больше нечем было занять себя. Шум голосов, суета затихли, люди задували свои свечки и ложились. Из спальни вышла жена Катти с окровавленными бинтами и рубашкой мужа, чтобы положить их в холодную воду отмачиваться. Воду принесла ей Фьяметта из колодца во дворе. В свете фонаря они поставили ведро у черного хода снаружи.
– Как мастер Катти? – виновато спросила Фьяметта.
– Если рана не загноится, – вздохнула мадонна Катти, – жив он, наверное, будет. В его жирное брюхо кинжал вошел не очень глубоко. Если он попросит есть, ничего ему не давай. – Она сунула смятые бинты и рубашку в ведро, а потом устало выпрямилась и вытерла руки о передник.
– Мне горько, что я навлекла на вас все эти беды.
– Если бы алчный старый дурень отправил тебя к попу в Бергоа, как я просила его во имя милосердия, эти беды выпали бы на долю кого-то другого! – сердито сказала мадонна Катти. Она посмотрела на темный дом и поджала губы. – Опасайся он взаправду духа мертвого колдуна, так похоронил бы его как подобает, а не засовывал бы в мою коптильню. А теперь она будет проклята. Наверняка мое мясо все протухнет и зачервивеет.