Тейр огляделся, куда бы ускользнуть – в лавку, в проулок, – но ничего подходящего не увидел. В доме справа от него двери были заперты, окна закрыты ставнями. А впереди стоящие трое присоединились к шестерым и все вместе выбежали на улицу. Все – с обнаженными мечами. Теперь они не улыбались, не шутили и не пели. Их лица отражали решимость, гнев, страх, сомнение. Один, совсем еще мальчик, не старше Тейра, вдруг так позеленел, что Тейру показалось, он вот-вот перегнется пополам и его стошнит.
Двое бросились было вперед, но тут же попятились, потому что товарищи не сразу последовали за ними. Некоторые начали выкрикивать оскорбления – и Ферранте и его телохранителям, но больше, чтобы раззадорить себя, с горечью подумал Тейр. Лицо Ферранте стало чугунным. Он кивнул. Его солдаты обнажили мечи. Вителли, у которого был только кинжал, остановил свою лошадь. Ветераны Ферранте хранили молчание, куда более зловещее, чем выкрики нападавших. Они все подобрались. Да, читать их не учили, но арифметику они знали достаточно, чтобы определить, что десять больше шести. Впрочем, робости в них не чувствовалось, только сосредоточенность, словно им предстояла неприятная, но привычная, хорошо знакомая работа. Юный конюх Ферранте выхватил кинжал и оглянулся через плечо на своего господина, ища поддержки. Ферранте кивнул ему. У Тейра заклокотало в горле. Обнажить нож или нет? И ведь он не с теми, с врагами!
Наконец молодые люди кинулись на Ферранте, подгоняемые воплями своего вожака, который теперь осыпал красочными проклятиями не лозимонцев, а своих нерадивых товарищей. Трое солдат ринулись им навстречу, и залязгали, заскрежетали лезвия.
Щегольски одетый юноша в голубой куртке и ярко-желтом трико проскользнул между двумя дерущимися стражниками, не спуская глаз с Ферранте. Навстречу ему, размахивая кинжалом, бросился маленький конюх. Схватка была неравной, кинжал – почти бесполезен, и меч монтефольца погрузился в грудь мальчика. Он закричал. Голубая куртка замер, словно ошеломленный и удивленный тем, что сделал.
– Трус! – побагровев, взревел Ферранте, выхватил левой рукой меч и пришпорил могучего гнедого. Его горящие темные глаза грозно впились в Голубую куртку. Тот посмотрел на его лицо, выдернул меч из груди мальчика, разбрызгивая алую кровь, повернулся и кинулся наутек.
Ему почти удалось выманить Ферранте в сторону от телохранителей. К позолоченной уздечке коня протянулись руки, нападающие испустили свирепый вопль. Ферранте повернул к ним и вновь дал шпоры коню. Гнедой с пронзительным ржанием взвился на дыбы, забил копытами, одно из которых угодило в цель с громким чмокающим звуком. Солдаты кинулись на помощь Ферранте.
Перед Тейром вырос монтефолец с занесенным мечом, и он еле успел вытащить кинжал и отбить удар, а потом, не зная, что делать, прыгнул вперед и заключил своего противника в медвежьи объятия, парализуя руку с мечом. Тот вырывался, и они дышали друг на друга чесноком, луком, отчаянным напряжением и ужасом.
– Отвяжись, дуралей, – прохрипел Тейр в ухо монтефольца у самых своих губ. – Я на вашей стороне!
Монтефолец попытался ударить его макушкой в подбородок.
Сбоку – словно яркая вспышка, и Тейр повернул своего противника в тот миг, когда другой монтефолец сделал выпад. Его меч пронзил спину его товарища насквозь и пропорол живот Тейра. Тейр отпрыгнул с криком от боли и неожиданности, а его противник рухнул на булыжник. Второй монтефолец охнул и выдернул свой меч так поспешно, будто мог взять назад роковой удар.
Тейр потрогал живот. Его трясущаяся рука стала красной, а по новой коричневой тунике расползалось темное пятно. Но рана, почувствовал он, была поверхностной, ни один внутренний орган задет не был. Он мог выпрямиться, двигаться – и он попятился. Монтефолец не преследовал его, а с плачем старался оттащить в сторону павшего товарища.
Тейр обернулся на оглушительный перестук. Из замка на выручку скакали шестеро лозимонских всадников в зеленых плащах. Они врезались в нападавших сзади, разбрасывая их в стороны, кладя конец их попытке. Те больше не рвались к Ферранте, каждый думал, как спастись самому. Лозимонцы преследовали их вверх по переулку. Тейр ощупал себя сзади: слава Богу, он не уронил сумку, ее предательское содержимое не рассыпалось по булыжнику.
Ферранте, тяжело дыша, успокаивал гнедого, рывшего копытом землю. Глаза коня превратились в сплошные белки, ноздри раздувались, почуяв кровь. Поперек седла Ферранте теперь лежал маленький конюх с серым лицом, неподвижными остекленевшими глазами. Ферранте убрал меч в ножны и, что-то бормоча, повернул к себе голову мальчика. Мгновение он ошеломленно смотрел на мертвое лицо, затем зарычал, точно волк.
Двое солдат получили раны. На булыжнике лежали трое мертвых монтефольцев, включая того, с кем боролся Тейр. Два спешившихся всадника держали вырывающегося Голубую куртку.
Лицо Ферранте из багрового стало свинцовым. Он ткнул в пленника и сказал капитану своей кавалерии:
– Выжмите его. Узнайте имена его сообщников, а потом разыщите их и убейте. – Гнедой тревожно затанцевал под своим неподвижным всадником.
– Ваша милость! – Вителли убрал кинжал, которым не воспользовался, и подъехал вплотную к Ферранте. – На одно слово. – Он понизил голос. – Этого задержите. Узнайте все, что ему известно. Но не тратьте людей на их розыски теперь. Так вы только навлечете на себя месть их семей.
Тейр испустил вздох облегчения. Голос рассудка и милосердия, готовый остановить чудовищную цепь убийств… Его уважение к Вителли возросло.