«Очень скоро», – подумала она со страхом. А сам Вителли? Хотя она вела свои приготовления втайне, все равно они должны привлечь его магическое внимание, если он ведет поиски. Если ее отца и Вителли тут не чувствуется, значит, они целиком заняты друг другом. «Это как поединок. И мастер Бенефорте проигрывает…» Фьяметта открыла глаза, встала и подошла к горну. Тейр опустил с плеч свое одеяние и, голый по пояс, лоснясь потом в жарком свете, просовывал в окошечко длинную железную мешалку.
– Плавится? – с тревогой спросила Фьяметта.
– Начинает.
Она закрыла глаза, сосредоточилась и произнесла нараспев:
– Пиро. Пиро! Пиро! – И умолкла, испытывая головокружение. А когда она открыла рот, ее дыхание превратилось в пар. Огонь ревел, оранжевые искры, закручивая спирали, вылетали из отверстий, и поднявшийся ветер уносил их во мрак.
– Фьяметта, побереги силы. – Широкая ладонь Тейра легла ей на плечо.
– У нас осталось мало времени, я чувствую.
«И я боюсь».
– У нас получится! – Он крепче сжал ее плечо. – Отливка будет великолепной!
В ярком синем блеске его глаз она почти поверила. Пошатываясь, подошел Тич с двойной охапкой сосновых поленьев и со стуком бросил их у своих ног.
– Последние! – пропыхтел он.
– Как! – воскликнул Тейр. – Уже? – И он с тревогой взглянул в окошечко.
– Больше ни единой щепки не осталось, как ни жалко, – ответил Тич.
– Ладно, положим эти.
Очи вместе побросали поленья в горн, с мехами управлялись кобольды.
Тейр всунул в окошечко мешалку и поворочал ею.
– Пожалуй, надо положить остальное олово. А тогда уже недолго, Фьяметта.
Она кивнула и, отступив на шаг, следила, как отблески огня играют на его лице, пока он размешивал плавящуюся массу. «Он тоже испытывает ее – страсть сотворения». На сердце у нее потеплело, а губы изогнулись в невольной радостной улыбке. «Какой он красивый сейчас. Точно вырезан из слоновой кости. Мой погонщик мулов. Кто бы мог подумать?» Внезапно зубы Тейра оскалились.
– Нет! – простонал он, начал мешать сильнее, потом отступил, не выдержав жара. – Он спекается!
– А что это значит? – в недоумении спросил Тич, испуганный отчаянием в голосе и на лице Тейра.
– Это значит, что отливка погублена. Металл загустевает. – Он топнул босой ногой, бросил мешалку наземь и выпрямился, весь дрожа. Тич ссутулился. Фьяметта перестала дышать Руберта застонала Кобольды запищали в растерянности.
Тейр откинул голову.
– Нет! – взревел он, – Должен быть способ спасти отливку! Еще дров, еще олова!
– Так больше ведь нет, – робко возразил Тич.
– Как бы не так! Сейчас я подкину дров! – Тейр кинулся через двор к старому деревянному столу и опрокинул его, со стуком сбросив все, что его загромождало. Вопя, как безумный, он ударил по столу молотом. – Сухой дуб! Ничто не горит так жарко! Еще, Фьяметта, Руберта! Все, что есть в доме из дуба! Скамьи, столы, полки, стулья – тащите их сюда. Торопитесь! Кобольды, ко мне! Работайте мехами, чудища. Подсуньте эти доски под решетку, куда сыплется зола, пусть жар поднимается вверх!
Следующие несколько минут превратились в вакханалию разрушения. Тейр один приволок большой рабочий стол, точно в священном безумии, удесятеряющем силы. Фьяметта даже испугалась, как бы у него снова не лопнул шов, который она наложила с таким старанием. Тейр, Тич и даже кобольды рубили и ломали мебель. Кобольды, казалось, получали большое удовольствие – они радостно повизгивали и урчали. Руберта даже бросила в огонь свои деревянные ложки. Огонь ревел, искры и языки пламени вырывались из отверстий потоком, устремляющимся в небеса. Снаружи это, наверное, походило на сигнальный костер.
Задыхаясь, Тейр открыл окошечко и снова помешал. Лицо у него вытянулось, плечи сгорбились, он скорчился, почти прижимая к коленям опаленные, закопченные щеки и лоб.
– Мало… – еле выговорил он.
– Кончено.
Тейр перевалился на бок, глядя в никуда. Фьяметта перегнулась пополам, испытывая ту же внутреннюю боль. Почти добиться и потерпеть неудачу… Бог не ждет их смерти, чтобы обречь их на вечные муки. Муки эти начинаются здесь, сейчас.
– Оловянная посуда… – прошептал Тейр в дымном безмолвии.
– Что?
– Оловянная посуда! – закричал он. – Несите мне всю, какая есть у вас в доме! – И, никого не дожидаясь, кинулся на кухню, откуда появился вновь, таща в охапке видавшие виды тарелки, подносы, миски. Торопливо побросал их в пасть горна и кинулся за другими. Фьяметта взбежала на галерею и пронеслась по верхним комнатам. Она вернулась с кружкой, помятым тазиком для омовения рук и парой магических подсвечников, свечи а которых зажигались по слову любого человека – лозимонцы не распознали их замечательного свойства. Руберта принесла оловянные ложки. Всего в горн полетело более ста фунтов металла. Тейр покидал все это туда, хрипло дыша. Размешал, подложил еще дубовых обломков мебели, снова помешал. Всепожирающий огонь ревел, заглушая раскаты грома над озером.
– Плавится! – ликующе взвыл Тейр, оскалившись в безумной улыбке. – Становится жидким. Как прекрасно! Фьяметта, готовься.
Она бросилась к намеченному месту – вершине треугольника между головой Ури и ямой, опустилась на колени среди комьев развороченной земли. Но как она сумеет думать, обрести властное спокойствие мастера мага среди этого сатанинского шума и хаоса? «Для того-то ты и выучила заклинание наизусть. Не думай, делай!» Она прикоснулась к шести разложенным перед ней травам, ножу, кресту. Помазала порошками лоб и губы. Подчиняясь нежданному порыву, осенила себя торопливо крестным знамением. Воимя-Отца-Сына-и-Святого-Духа. Господь! «Да восхвалим… да восхвалим Господа за все чудеса». Она закрыла глаза, распахнула свои мысли и сердце. Ури был давящей силой, грозной волей, ждущей рядом с ней – на три четверти ярость и на четверть ужас. От его веселого обаяния почти не осталось следа. «Во мне жила любовь к тебе». Она открыла газа, посмотрела на Тейра и кивнула. Тич сдернул, холст, укрывавший желоб. Тейр схватил изогнутый железный лом и выбил втулку из пода горна. Оттуда хлынул поток белого огня, разгоняя сумрак. Он заструился вниз через линию запекшейся крови Фьяметты и полился в отверстие великой глиняной формы – река света, текущая с быстротой разогретого масла.