Кольца духов - Страница 56

Он вернулся в коридор. Вот эта дверь. Он снова ее подергал. Бесполезно. Тогда он попытался выломать се ударом плеча. Железный замок застонал, но выдержал. Почему он не забрал у рабочих какие-нибудь инструменты, не спрятал их под туникой, прежде чем пойти на поиски? Если сходить за ними, сможет ли он вернуться, обмануть солдат второй раз? И через какое время солдаты наверху заметят его отсутствие? «Теперь. Теперь или никогда! Ури, я здесь».

Он присел на корточки, стараясь не разбередить занывшую рану, и тихонько прошептал в черноту под дверью:

– Ури? Ури?

«Почему я боюсь ответа?» Ощущение, что кто-то стиснул его внутренности, не имело никакого отношения к ране.

Пыль на полу у его носа задвигалась, закружилась. Но ниоткуда не тянуло сквозняком. Тейр торопливо выпрямился, и боль обожгла его по шву. Он пятился, пока не уперся в стену, которая показалась ему холоднее льда. Он подавил крик и стоял молча с бешено бьющимся сердцем. «Подожди и увидишь».

Пыль завивалась все выше и выше, и блестевшие в свете фонаря пылинки стягивались в знакомую смутную фигуру… Большой головной убор, вьющаяся борода… «Не думай о нем, как о призраке. Думай о нем как… как о своем будущем тесте!» – растерянно приказывал себе Тейр.

– Привет вам, – прошептал Тейр. Учтивость и паника стискивали ему горло. – М… мастер Бенефорте. Я пришел…

Намек на головной убор словно наклонился в легком поклоне.

Тейр указал на замок:

– Не могли бы вы помочь?..

Насколько мертвый маг способен управляться с материальными предметами? Не в этом ли тайна исчезновений сумасшедшего кастеляна? Такое объяснение немногим отличалось от предположения, что сеньор Пия превращался в нетопыря и проскальзывал между прутьями.

Призрачная фигура словно повела плечами, как человек, готовящийся к трудному делу. Сложенное из пылинок лицо будто сморщилось в ожидании боли. Миг приготовлений, затем пыль собралась воедино и упала. Внутри замка послышался скрежет металла, стих, раздался снова. Лязг – и дверь открылась на ширину пальца. И тишина. Каменное безмолвие.

Тейр перевел дух, протянул руку и распахнул дверь. Крепко сжимая фонарь, он переступил порог и тихонько прикрыл ее за собой.

Это помещение было больше кладовых, и в нем было такое же оконное отверстие, как в темницах над ним, пропускавшее свежий воздух. К одной стене был придвинут стол на козлах, а на нем в беспорядке теснились ящички, флаконы, книги, пергаменты. Все это навело Тейра на воспоминание о магической рабочей комнате аббата Монреале. Среди бумаг стояла подставка под ноги в виде резного сундучка с кожаным верхом. В двух железных канделябрах торчали наполовину сгоревшие толстые восковые свечи. Прекрасное освещение для того, что творится по ночам. Тейр осторожно извлек сальный огарок из фонаря и зажег часть их. Только тогда он заставил себя пройти через комнату и посмотреть на то, что лежало у дальней стены.

Два продолговатых ящика рядом, каждый на козлах, длиной футов в шесть, сбитые из нетесаных сосновых досок. Сосновую крышку каждого удерживала на месте всего одна веревка, стягивающая ящик посередине.

Тейр осторожно потрогал одну веревку. Она не взвилась, не затянулась у него на шее, не оказалась заклятой как-то иначе. Он дернул скользящий узел, и веревка упала на пол. У Тейра не было тряпицы за пазухой, чтобы прижать к носу, а потому он просто затаил дыхание и сдвинул крышку.

Ну… Собственно, он этого и ждал. Тело мастера Бенефорте, все еще завернутое в ту же реднину, в которой его коптили, лежало на ложе из сверкающей крупной соли. У Тейра вдруг возникло неясное недоумение: почему призрак всегда являлся в одежде, какая была на нем в миг смерти, а не в этом почти прозрачном саване, более подходящем для привидения. Может, бархатный придворный наряд был его любимым. Запах не оказался таким скверным, как он опасался, – главным образом стойкий и почти приятный запах яблоневой древесины. И все же… Тейр пересчитал жаркие летние дни. Конечно, Ферранте (или Вителли) прибегнул к сильному заклятию, предохраняющему от разложения. Бородатое прокопченное лицо казалось оледеневшим. Никакой призрак не мог бы оживить этот тяжелый плотный прах, как оживлял невесомые дым или пыль. Тейр поискал у себя в сердце суеверный страх, но тело перед ним вызывало сострадание, а не ужас. Истерзанный нагой старик, потерявший все, даже свое тщеславие. Тейр вновь укрыл его сосновой крышкой.

Почти против воли он повернулся и дернул узел веревки на втором ящике, потом помедлил, собирая все свое… нет, не мужество, а упование. «Может, это не Ури. В последние дни в Монтефолье погибло много людей». Еще миг он мог уповать. А потом – узнает.

«Ты уже знаешь. Ты знал с самого начала». И – нет! «Это не может быть он!» В приливе решимости Тейр сдвинул крышку.

Из покрова соли выступало лицо его брата – знакомое и такое чужое! Прекрасные черты остались прежними, не были изуродованы. Но веселый дух, блеск и кипение, желания и честолюбие, быстрый ум… каким пустым было это чужое, заострившееся, бледное лицо без них. «Он умер в муках». Только это и сохраняло застывшее лицо.

Тейр посмотрел на нагое тело. В груди чернела зияющая рана, в сравнении с которой ноющий порез на животе Тейра был язвящей насмешкой. «Он умер быстро. Много дней назад». Ну, хотя бы половину терзаний от мыслей, как страдает Ури в темнице, можно забыть. «Если бы ты мог подождать, брат. Продержаться. Я же шел к тебе. Я…» Терзаний, чтобы заполнить пустоту, было более чем достаточно. Зачем Ферранте эта комната и все ее странное содержимое? Чувствуя, что лицо у него онемело, почти как у брата, Тейр еще раз обошел комнату. На свободном пространстве пола на середине виднелись следы мела и еще чего-то ему неизвестного. Да, черная некромантия, чернее не бывает. Тейр мрачно вытащил из-за пазухи тамбуринчик, прошептал магическую формулу и, встав на цыпочки, нашел для него укромное место на высокой полке за флаконом. Ну вот. Уж этот не даст скучать слушающим монахам Монреале!